Соль астраханской земли, или Русь буддийская

дни из самых необычных пейзажей европейской России — уж точно одни из самых нероссийских и неевропейских — можно увидеть в Астраханской области. Посреди прокаленной солнцем полупустыни по-зимнему сверкают бескрайние белоснежные поля. Только это не снег, конечно, а соль. Знаменитое соленое озеро Баскунчак принято называть российским Мертвым морем — и как большинство банальностей, эта во многом верна: на здешней воде тоже лежат, как в гамаке, не шевеля конечностями, на здешних пляжах тоже мажутся целебной грязью мазутного цвета, а соляные наросты причудливых форм, многочисленные на берегах обоих озер, представляют собой одинаково странное зрелище.

 Алексей Евдокимов

Море ниже уровня моря

До сих пор на озере Баскунчак добывают четыре пятых всей российской соли.

Как и в Мертвом море, в Баскунчаке не утонешь, как и из Мертвого моря, из него не попьешь: концентрация соли в них схожая — Баскунчак так же мертв и так же неприятно маслянист. Оба водоема находятся ниже уровня моря: правда, Баскунчак всего на 21 метр, а израильский «Ям ха-мэлах» — на 400 с лишним. Даже вид встающей над астраханским озером голой горы напоминает о Ближнем Востоке. Гора в Прикаспийской низменности, правда, всего одна — Большое Богдо, но ее лишенные растительности, складчатые, красноватые склоны живо приводят на ум ландшафты Негева или Синая. Пекло летом — под стать, а в окрестностях баскунчакского пляжа — голо, как в Иудейской пустыне. Когда же в прибрежном поселке Нижний Баскунчак встречаешь верблюдицу (как в средней полосе — козу), географическая ориентация грозит утратиться окончательно. Только вид самого поселка и спасает, а еще больше — внутренняя обстановка типично русских деревенских домов, в которых останавливаются (за плату, близкую к символической) многие из приезжающих на озеро.

Правда, изрядная часть поселкового населения — казахи. На кладбище рядом с православными крестами и армейскими звездами множество полумесяцев. Мусульманские — казахские — могилы часто сложены из кирпичей и похожи на маленькие крепости. А по дороге на пляж стоит настоящая казахская юрта, где кормят традиционными казахскими блюдами, — таков в здешних не избалованных инфраструктурой и сервисом краях общепит. Ничего странного, если учесть, что Казахстан отсюда — в полутора десятках километров. Вся узкая длинная Астраханская область вытянулась вдоль казахстанской границы, а Баскунчак расположен в северо-восточной части области, в отдаленном и пустынном во всех смыслах приграничье. Еще в середине нулевых, говорят, здесь была режимная зона. Теперь формально тоже — только не пограничная, а наполовину заповедная (территория Богдинско-Баскунчакского заповедника), наполовину промышленная (территория ООО Руссоль, добывающего соль); однако и купаются на озере, и ездят к горе многочисленные визитеры вполне безвозбранно.

Ламы, пагоды, ступы, барабаны

Это — не Китай и не Монголия. Это — Россия: Золотая обитель Будды Шакьямуни.

Дорога к Большому Богдо еще дальше уводит от европейской России. Гора священна для буддистов: до революции на ее вершине стояла статуя Белого Старца. Подобные сведения вкупе с видом обо (бечевок, или шестов, или даже мачт с привязанными к ним разноцветными ленточками: святилищ, каких много в Бурятии и Монголии) подстегивают ощущение экзотики: тут уже мерещатся Улан-Батор, Лхаса... На самом деле монгольские, буддистские реминисценции — напоминание о другом, юго-западном соседе Астраханской области. Между Нижней Волгой и Кавказом живут калмыки — единственный буддистский народ Европы.

Ламы, пагоды, ступы, молитвенные барабаны — стереотипный набор никак не нашей части света. Покажи тому, кто не был в Элисте, фото тамошней Золотой обители Будды Шакьямуни — вряд ли он догадается, что снимок сделан западнее Монголии или Китая. То есть тех стран, где сегодня живут ближайшие этнические родственники калмыков, перекочевавших в XVII веке в низовья Волги и северный Прикаспий.

И все-таки слова БГ «Ах, Волга, Волга-матушка, буддийская река!» — не ерничанье, а реализм.

Калмыки в Париже, Дюма-отец в Калмыкии

«Красные скалы» действительно красны — да еще в полосах и разводах.

Европейскому буддизму почти четыре сотни лет, однако вся архитектурная экзотика Калмыкии — новодел. Исключение, и то частичное, — двухсотлетний Хошеутовский хурул в селе Речное (когда-то — Эрге) нынешней Астраханской области. Построенный в 1818 году в честь победы над Наполеоном (калмыки ведь участвовали в победном марше русских войск в покоренном Париже), посещенный сорок лет спустя путешествовавшим по России Александром Дюма-отцом (любопытный писатель добрался до Астрахани и Батуми), хурул считается единственным калмыцким буддийским храмом, сохранившимся с дореволюционных времен.

Сохранился он, правда, меньше, чем наполовину: при советской власти храм сначала сделали зернохранилищем, а потом частично разобрали на кирпич для коровника. Да и само село в 1943 году лишилось всех калмыков (их, как и другие народы Союза, обвиненные в коллаборационизме, депортировали в Сибирь и Среднюю Азию), а потом, уже после восстановления при Хрущеве Калмыцкой АССР, было от нее «отрезано» и включено в состав Астраханской области. В последней калмыков сейчас живет совсем мало — тысяч шесть. Вот и к священному для них Большому Богдо буддисты приезжают из соседней республики — совершать обряды у Красных скал и повязывать ленточки на обо на вершине.

В виду Большого Богдо задаешься вопросом, а где же Малое? Оказывается, в нескольких десятках километров, в Казахстане. Это уже просто холм; да и Большое-то велико лишь по меркам здешних абсолютно плоских мест: 150 метров. Оно, в общем, тоже не гора: ни по сути, ни по очертаниям. С точки зрения геологии это навершие соляного купола (он постепенно выдавливается из-под земли, делая Богдо больше на миллиметр в год). На вид — продолговатая возвышенность, обрывающаяся с юго-востока крутым скалистым откосом.

Скалы бывают разные: поющие и красные

На Хошеутовский хурул в селе Речное приезжал посмотреть Александр Дюма-отец.

Все здесь странно: и формы, и цвета. В «Поющих скалах» — череда каменных узоров, углублений, выступов, «сот», пещер — подвывает ветер. «Красные скалы» действительно красны, да еще в полосах и разводах. Недаром во всех многочисленных легендах о происхождении Богдо кто-нибудь из их героев гибнет: цвет скал наводил на мысль о крови. Говорят, в конце апреля склоны горы и степь внизу покрываются ковром цветущих диких тюльпанов — но летом пейзаж Богдо и окрестностей однотонен, выжжен, безжизнен. Красота его сурова, бесчеловечна, в том смысле, что присутствия человека такой пейзаж не предполагает. Марс, красная планета: выветренные скалы, глинистые кручи, редкая щетина сухой степной травы. Только внизу в отдалении чистой белизной размашисто сияет Баскунчак.

С горы на него лучший вид: отсюда можно заметить, что и Баскунчак на самом деле не озеро, а значит, и Мертвое море тут все-таки ни при чем. Баскунчак — соляное плато. Воды в нем куда меньше, чем тверди (тем более в засушливый сезон) — то-то здесь в 1960-х за четыре года поставили три десятка всесоюзных наземных рекордов скорости. Это был советский Бонневиль (соляное озеро в Юте, по сухой поверхности которого в 1970-м «Голубое пламя» Гарри Габелича впервые пролетело быстрее 1 000 км/ч), советский Блэк-Рок (сухое озеро в Неваде, на котором Энди Грин в 1997-м поставил на турбореактивном Thrust SSC нынешний рекорд: 1 229,7 км/ч). Только из-за советской ударной, рекордной, без оглядки на последствия соледобычи трасса на Баскунчаке быстро пришла в негодность.

Белые кораллы в кустах

До сих пор на озере добывают четыре пятых всей российской соли. Еще в прошлом веке это делали вручную, ломами и лопатами, стоя по колено в рапе — едком соляном растворе (примерно таком же, в каком засаливают титульное здешнее блюдо — балык). Работа была на убой — что говорить о людях, если грузовики, используемые на Баскунчаке, коррозия, усиливаемая солью, сжирает напрочь лет за семь. Сейчас по временным рельсам, проложенным по самой кромке берега, ползает соляной комбайн, он же «солесос» — жутковатого вида громыхающий агрегат, словно из антиутопического кино, работающий по принципу земснаряда. И сам «солесос», и вагоны, в которые он сваливает добытую жижу, — все покрыто обильными соляными натеками, сосульками, едва ли не сталактитами.

Те, кто видел работающий в мороз фонтан, знают, как причудливо могут выглядеть ледяные кружева. По разнообразным фотофорумам гуляют снимки набережных, деревьев, лодок, машин, захлестнутых зимой штормовыми волнами — на морозе все это превращается в ледяные скульптуры. Вода Баскунчака таким авангардным ваянием занимается и в жару: «облизав» любую поверхность, любой предмет, она покрывает его коркой соли, похожей не на лед даже, а на наст. Куст «перекати-поля» превращается в белый коралл. Скособоченные сероватые кочки, торчащие из маслянистых луж рапы, выглядят тающими сугробами. С мостков для купания, кажущихся обледеневшими, купаться боязно. Но самое, пожалуй, странное зрелище представляют собой торчащие из белых полей или мелководья бесконечные ряды деревянных столбиков, когда-то державших сооруженные соледобытчиками настилы, а теперь покосившихся вразнобой, расколотых.

Ничто не забыто, никто не забыт

После войны соль на Баскунчаке ломали немецкие военнопленные из находившегося тут лагеря. Полторы сотни их в этом лагере умерло и легло в астраханскую степь: мемориал с черными католиче— ско-лютеранскими крестами на кладбище Нижнего Баскунчака, где сошлись символы мировых религий, смотрится страннее всего. Не в последнюю очередь благодаря ухоженности. Место захоронений показал бывший заключенный здешнего лагеря, бывший солдат вермахта, приехавший в поселок в 1990-х. Мемориал поставили при поддержке концерна Knauf, он в этих степях добывает гипс. Когда один российский блогер выложил в «Живом журнале» фото мемориала, ему пришло письмо от жителя поселка, заканчивающееся так: «Немецкое кладбище с его огромным железным крестом — символ беспринципности и безмозглости тогдашней (в период его возведения) власти в поселке. Паскуден пиар этого кладбища». Увы, спустя почти семь десятилетий после победы война продолжается. Война с пленными, с мертвыми пленными. С кладбищенскими крестами. С памятью.

Начало дороги в космос

Озеро Баскунчак с одноименными поселками (по мере приближения к водоему: Верхний, Средний и Нижний) расположено далеко от областной столицы: Волгоград даже ближе к нему, чем Астрахань. Микроавтобус от астраханской привокзальной площади пилит до Нижнего Баскунчака пять часов. Ближайший к озеру город — райцентр Ахтубинск (не путать с казахстанским Актюбинском, ныне Актобе), для туриста не ценный ничем, а для истории — тем, что в здешнем летно-испытательном центре апробировали военно-воздушную мощь СССР.

Севернее по течению Ахтубы, левого рукава Волги, — место не менее славное: ракетный полигон Капустин Яр и закрытый город Знаменск (бывший Капустин Яр-1). Создали полигон сразу после войны — и первыми здесь запустили трофейные ракеты «Фау-2». В 1959 году с Капустина Яра впервые в мире стартовала ракета шахтного базирования, с 1962-го начались космические запуски. А еще, начиная с 1950-х, над полигоном взорвали 11 (по открытым данным) ядерных бомб суммарной мощностью в 65 хиросимских.

Охотники же на пришельцев числят Капустин Яр «русским Розуэллом» — местом, где, стало быть, как и в Нью-Мексико, втайне изучают трофейные НЛО и препарируют зеленых человечков. Почему бы и нет? Ничего не кажется слишком странным на главной русской буддийской реке.